Кто решает, кому жить, а кому — в «штурм»? Кто ставит клеймо на лбу: «Непокорный — значит, смертник»? В сегодняшней России такие решения принимаются не в суде, а в казарме. Там, где командиры действуют как тюремщики, а неподчинение превращается в приговор — без суда и следствия.
За последние месяцы мы видим страшную тенденцию: мобилизованных и срочников наказывают отправкой в штурмовые подразделения. Без подготовки. Без уведомлений. Без права на отказ. И всё это — под молчаливое одобрение системы, где человеческая жизнь давно потеряла цену.
Посмотрите на историю из Белгородской области: мобилизованных внезапно переправили в Донецкую область, в состав «штурмовой бригады ДНР». Один из офицеров, старший лейтенант Касымов, публично отказался выполнять приказ, сославшись на высокие потери и отсутствие подготовки у личного состава. «Нас кинули как пушечное мясо», — заявил он. Подробности здесь: Сибирь.Реалии.
Этот случай не уникален. В Нижегородской области задокументированы случаи пыток: раненых мобилизованных избивали, приковывали наручниками к батареям в разрушенных зданиях, а потом насильно отправляли на передовую — несмотря на тяжёлые травмы. Медицинские освидетельствования? Забудьте. Там, где работает страх и дубинка, врач не нужен.
Неподчинение сегодня — это не дисциплинарное взыскание. Это билет в односторонний бой. Ты высказал сомнение? Ты «нехорошо смотришь»? Значит — в штурм. Без экипировки, без связи, без огневого прикрытия. Кто-то выживет. Большинство — нет.
Именно так было с солдатами из Хабаровского края, которые публично отказались ехать на фронт. Их оставили в части, но не ради «разбирательств» — а в качестве живого урока остальным. Итог? Психологический надлом, отчаяние, и как минимум два подтверждённых случая самоубийства. Да, именно такова цена мужества в системе, где «служба» давно стала насилием.
В этой логике армии больше нет. Есть механизм устрашения. Иерархия, где командир — надсмотрщик, а солдат — расходник. Достаточно взглянуть на систему штрафных батальонов: туда попадают те, кто посмел задать вопросы, кто недостаточно «лоялен». И ни один суд здесь не нужен — приговор выносится в курилке штаба.
Что особенно страшно — это масштаб молчания. Общество слышит всё это. Но либо молчит, либо рационализирует. «Ну а что им оставалось делать? Война же». Но разве война — это оправдание пыточным методам? Разве честь офицера — это умение сломать человека, а не защитить?
Мы наблюдаем деградацию армейской системы, где штурм стал формой внутренней расправы. Где гибрид войны и ГУЛАГа превращает солдат не просто в жертв, а в предостережение другим. Ни прав, ни выбора. Только страх — и смерть за попытку думать.
Хочется спросить:
👉 Кто будет отвечать за этих искалеченных людей?
👉 Кто скажет матери: «Ваш сын умер не за родину, а за то, что осмелился говорить»?
👉 Кто возьмёт на себя вину за возвращение к практике штрафбатов XXI века?
Пока что — никто. Ни Минобороны, ни Кремль, ни командование. Молчание — это тоже оружие, и оно здесь используется умело.
Но если молчать будем и мы — значит, следующими будем мы.